- "Преступниками стремления"? - Тэнго ошарашенно уставился на собеседника.
- Есть такое изречение, - пояснил Комацу. - "Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок и сознательный выбор, как принято считать, стремятся к определнному благу. Поэтому удачно определяли благо как то, к чему все стремится".
- Это еще откуда?
- аристотель, "Никомахова этика". Не читал Аристотеля?
- Пости нет...
- Почитай, тебе должно понравиться. С тех пор как вокруг исчезли книги, которые мне интересны, я читаю исключительно греческих философов. Никогда не надоедает. Всегда находишь, чему еще поучиться.
- И в чем же суть этой вашей цитаты?
- Результатом всех человеческих действий является благо. Само благо и есть результат, - без запинки изрек Комацу. - А потому любые сомненья оставляй на завтра. вот тебе и вся суть.
- Интересно, а что аристотель думал о Холокосте? - не выдержал Тэнго.
Улыбка Комацу стала чуть шире.
- Сей ученый муж, - ответил он, - рассуждал все больше об искусстве, науке и ремеслах.
...
А ты сам подумай, дружище. Небо, в котором висит одна-единственная луна, читатель видел уже тысячи раз. Так или нет? а вот неба, где висят сразу две луны, большинство и представить себе не способны. Если ты пишешь о том, чего никто никогда не видел, описывай все как можно подробнее. Краткость же допустима - а точнее, необходима - лишь в описании того, что читатель уже встречал и без тебя.
Пока любишь кого-то всем сердцемм - хотя бы одного человека, - в твоей жизни еще остается надежда. Даже если вам не суждено быть вместе.
Луна разглядывала Землю в упор дольше кого бы то ни было во вселенной. Она - единственная свидетельница всех случившихся на земном шаре событий, катаклизов и перемен. но она никогда ничего не рассказывает. А лишь бесстрастно и методично сохраняет тяжелую память о прошлом Земли. У луны нет воздуха, по ней не гуляют ветры. Именно в вакууме память хранится безопаснее всего. Да и сердца луны не разбить никому на свете...
Иногда нам всем нужно какое-то время, - объяснила хозяйка. - но при этом очень важно его считать.
Если бы дорога назад и была, по ней все равно уже не вернуться туда, откуда пришел.
Быть русским писателем конца XIX века означало обречь себя на всю эту болезненную безысходность. Чем дальше эти писатели старались убежать из России, тем ожесточеннее Россия выгрызала их изнутри.
(с) Харуки Мураками, "1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре"