Амели Нотомб. "Биография голода"

[f-kamen]

Амели Нотомб "Биография голода".
Читала давно, еще в сессию. так что особых впечатлений уже не помню, но цитат хочу выложить. ППочтиПКС, только контексты и точки зрения разные. и по разному я к себе это прикладываю.

Чтение как любовь, и любовь как редпроцесс

Чтение как любовь, и любовь как редпроцесс
"Начала я читать для того, чтобы мной восхищались. А вышло так, что стала восхищаться сама. Это оказалось упоительным занятием. От восхищения легче дышалось и покалывало в пальцах.
Чтение было постоянным источником восхищения. И я принялась много читать, чтобы побольше восхищаться"

"Убить свою мать"- Линь Цзы

"Убить свою мать"- Линь Цзы
"Разве голод желудочный не указывает на какой-то другой голод, более общего порядка? Говоря о голоде, я подразумеваю мучительное ощущение неполноты, терзающее все мое существо, этакую сосущую пустоту, не утопическое желание обладать всем, а вполне реалистическое - иметь нечто: я хочу, чтобы на месте "ничего" было "что-нибудь.

Долгое время я надеялась стать вануаткой. Но двадцать лет назад, найдя у катулла стих, в котором он тщетно увещевает сам себя: "Отринь желание!" - стала подозревать, что мне вряд ли удастся сделать то, в чем не преуспел такой великий поэт.
Голод - это желание. Желание, объединяющее все желания. Само по себе оно не сила, в отличие от воли. Но и не слабость, потому что голод не совместим с пассивностью. Голодный значит ищущий.
Катулл потому и призывает себя смириться, что не смирился. Сам механизм голода таков, что это состояние, это нестерпимое желание невыносимо."

"Мне тебя много"

"Мне тебя много"
"Старое как мир противопоставление количества и качества часто оказывается глупостью: сверхголодный не просто хочет есть больше, он еще и очень разборчив в еде. При определенной системе ценностей "больше" означает "лучше"; это знают страстные любовники и одержимые художники. Изысканность хороша, когда сопровождается обилием.
<...>
Сверхголод, пожирающий что попало, - это извращение. В натуральном, не испорченном принуждением виде он очень разборчив, стремится к самому лучшему, упоительному, превосходному - что и отыскивает в удовольствиях разного рода.
<...>
выражение "слишком сладкий" кажется мне таким же нелепым, как "слишком красивый" или "слишком влюбленный". Не бывает слишком красивых вещей, бывают люди со слабым эстетическим голодом. Я также не хочу слышать о противоположности барочного классическому. Кто не видит, как строгие пропорции порождают роскошь, у того просто убогое восприятие."

Широта интересов

Широта интересов
Сверхголод был не просто средством получить побольше удовольствий, он открывал во мне бесконечность, а она - основа всякого удовольствия. Я являла собой столь грандиозное средоточие голода, что мне было доступно всё."
"эта лихорадочность взвинчивала меня, приводила в экстаз"

"Я раскрою довольно много тайн, кроме тех, что делились на двоих"

"Я раскрою довольно много тайн, кроме тех, что делились на двоих"
"Вода шептала мне дивные речи: "Пей, пей, коли хочешь, пей меня всю. Я вся твоя, вся до глоточка. За то, что ты так меня любишь, я одарю тебя вечной жаждой. Бедные люди теряют ее, по мере того как пьют, ты же будешь желать меня тем больше и наслаждаться тем сильнее, чем больше будешь выпивать. Благосклонная судьба пожелала, чтобы высшим благом для тебя стала я и чтобы этим благом ты была наделена бесконечно щедро. Пей же вволю, не бойся, никто тебя не остановит, тебе и только тебе принадлежу я безраздельно, ибо ты единственная, чья великая жажда достойна меня".

О Йенифэр...

О Йенифэр...
"Но хотя я ничего не понимала, жизнь в Китае была для меня затянувшимся Апокалипсисом в полном смысле этого слова, несущего в себе и ужас, и радость. Это было, во всяком случае, не скучно. Смотреть на светопреставление не только страшно, но и интересно. Непрерывный кошмар - отличное зрелище, а крушение - увлекательная игра, особенно для наблюдателя лет пяти-восьми."
"Мы действительно боялись, хотя плохо понимали чего. Когда столько счастья сваливается на голову, жди недоброго.ю Но этот постоянный смутный страх только подстёгивал меня.
Обострялся еще больше и вечный голод. Я старалась урвать куски побольше. Пыхтела, сгребала в охапку весь мир."
"Не знаю, сколько раз мы ездили с Клейтоном Ньюлином в лифте. Это повторялось, как дурной сон: он, она и я в одной кабине. Она пожирала его глазами, он смотрел мимо, а я стояла рядом и ничего не могла сделать.
Но вот однажды вечером случилось чудо.
Мы с Инге заскочили в лифт одновременно с непробиваемым холостяком. И вдруг произошло нечто потрясающее: я стала Клейтоном Ньюлином. В тот же миг у меня открылись глаза, и я увидела. Увидела прямо перед собой саму красивую девушку в мире, которая смотрела на меня и трепетала от любви. Я была мужчиной, которого страстно любила прекрасная женщина, значит, я была Богом."

... и сложных отношениях с Джоли.

... и сложных отношениях с Джоли.
"В Инге было метр восемьдесят росту. Женщина-небоскреб. Я шагала по Нью-Йорку, вцепившись в е руку. После своей бельгийской деревни она поражалась всему, что видела вокруг. Ньюйоркцы, хоть им к великолепию не привыкать, оборачиваясь вслед этой статной красотке, а я оборачивалась вслед им и показывала язык: "Это меня, меня, а не вас, она держит за руку!"
<...>
Инге в наших вылазках не участвовала. "Я люблю только кино и соблюдаю диету", - говорила она. У нее была своя ночная жизнь: она повесила у себя плакат Роберта Редфорда и млела. глядя на него.
Как-то раз я стала перед ней подбоченясь и спросила:
- Чем я хуже?
Инге улыбнулась и обняла меня. Она меня очень любила."

Размышления у парадного выхода из окна

Размышления у парадного выхода из окна
"для верности я мысленно перебрала все известные мне составляющие человеческого существования: я познала божество во всей его полноте, познала рождение, гнев, недоумение, удовольствие, язык, несчастье, цветы, других людей, рыб, дождь, самоубийство, спасение, школу, унижение, разлуку, изгнание, одиночество, болезнь, рост и связанное с ним чувство потери, войну, радость вражды, наконец - last but not least - вино; познала я и любовь, это стрелу, лихо запущенную в пустоту.
<...>
После долгих размышлений я остановилась на идее, которую прежде как-то упускала из виду: хоть я и испытала любовь, но она не принесла мне счастья. А умереть, не познав упоительных радостей любви, было бы просто абсурдно!"

О засорении эфира

О засорении эфира
"Девочки подлизывались. Зараженные омерзительным снобизмом элитной школы, они, не стесняясь, говорили:
- Ты лучше всех. Хочешь со мной дружить?
Какой позор! В Пекине, где ценились только боевые качества, такое было бы невообразимо! Но отказаться у меня не хватало сил - как отказаться, когда ровесницы предлагают тебе своё сердце?"

О любви к женщинам. и немножко о любви к мужчинам

О любви к женщинам. и немножко о любви к мужчинам
"Дикий Хаос бушевал в размытых гармонами пустотах моей души"
"Хоть это поклонение моей персоне мне льстило, но я его не одобряла. Другое дело, если бы меня полюбили за что-нибудь стоящее: за ловкость во владении оружием, за умение делать шпагат или сисон, за снежный шербет или за тонкость чувств.
Но девчонки обожали меня за то, что учителя пышно именовали интеллектом и что я ни в грош не ставила. За то, что я лучшая ученица. Мне было за них стыдно.
И все-таки я замирала от счастья, когда сжимала руку Мари или Розлины. Чем я была для них6 игрушкой? частью антуража? развлечением? Или они действительно привязались ко мне? Не знаю. Зато знаю, что значили они для меня. <...>
Их чувства были плодом ненавистной мне системы, действовавшей во французком лицее: на плохих учеников здесь показывали пальцем, а зубрил ставили в пример. Я выбирала тех, кем восхищалась: девочек с красивыми глазами, заставляющими забыть обо всем на свете, и маленькими руками, способными увести в таинственные дали тех, от кого можно потерять голову; для них же главным оказался мой успех.
Почти та же картина была дома. Я любила настоящей любовью мою немыслимо красивую маму, она меня, конечно, тоже любила, но я чувствовала, что это была не та любовь. Мама гордилась этим моим дурацким интеллектом, хвалила меня за так называемые достижения, но какое отношение все это имело ко мне самой? По-моему, никакого. Я - это то, о чем я мечтала, те романтические планы, которые я строила бессонными ночами, когда меня мучила астма, и в которых я пыталась спастись от удушья. Школьный дневник никак не удостоверял мою личность.
Я любила дивную Инге, она меня, конечно, тоже, но опять-таки - меня ли? ей нравилась смешная девчонка, которая писала ей стихи и изливала свои пламенные чувства. Много ли было от меня настоящей в этих бурных излияних? Вряд ли.
Я любила мою прекрасную Жюльетту, и она - о чудо! - любила меня так же, не за какие-то заслуги, а за то, что я есть, и такой какая есть; она спала рядом со мной и любила меня, когда я кашляла по ночам, - есьт, есть все-таки на земле место настоящей любви.

С мужчинами все было гораздо проще. Любовь к ним и их любовь ко мне была простой данностью. Я любила отца, и он любил меня. никаких сложностей я тут не находила, да, по правде говоря, и не искала. Просто не думала об этом.
И мне казалось дикостью стараться завоевать любовь мальчишки. Сражаться можно за боевое знамя или за Святой Грааль, мальчишка - ни то и ни другое.<...>
В то же время я признавала за мальчишками несомненные достоинства: они отлично борются, лучше девчонок играют в мяч, не вредничают и не ноют во время боя и правильно относятся ко мне -- как к противнику."

о ненависти к людям

о ненависти к людям
"Я начала ненавидеть голод, любой: свой собственный и чужой - и всех, кто способен его испытывать. ненавидела людей, зверей, растения. Только камни были непричастны. И мне хотелось стать Камнем."

О "данайцах"

О "данайцах"
"новый внутренний голос нашептывал: "Посмотри, как трясутся их жирные туши на каждом ухабе. Теперь ясно: желание посвятить жизнь служению ближнему возникает у тех, кто имеет проблемы"."

Об аскетизме

Об аскетизме
"В Бангладеш Мне говорили, что голод недолго бывает мучительным, очень скоро хоть и продолжаешь голодать, но уже не страдаешь. Учитывая это, я постановила: 5 января 1981 года, в день святой Амелии, я прекращаю есть. Это лишение должно компенсироваться накоплением: закон предписывал с того же дня хранить в памяти все, что я чувствую и буду чувствовать на протяжении всей жизни.
Простительно забыть какие-нибудь технические детали мироздания: дату битвы при Мариньяно, американский гимн, теорему Пифагора или периодическую систему элементов. Но не помнить того, что хоть сколько-нибудь тебя взволновало, - настоящее преступление, которое совершало множество людей вокруг меня. У меня это вызывало физическое и нравственное отвращение.
<...>
... чем больше я худела, тем явственнее таяли остатки моего разума.
Тем. кто восхваляет духовную мощь аскетов, надо бы самим перенести анорексию. Длительный пост - лучшая школа самого прямолинейного и грубого материализма. Когда перейдена некоторая черта, так называемая душа чахнет и полностью испаряется.
Плачевное умственное угасание истощенного голодом существа может толкнуть его на героические шаги. В нем говорят гордость и инстинкт самосохранения. В моем случае это вылилось а такие монументально-интеллектуальные подвиги, как чтение словаря от А до Я.
Ошибочно видеть в голодовке средство, стимулирующее мышление. Пора наконец раз и навсегда понять: аскеза вовсе не обогащает духовный мир. В лишениях нет никакой доблести.
<...>
Мне казалось, что принуждать и даже попирать себя очень полезно. Я вспоминала лето, когда мне исполнилось 12 и я смахивала на личинку, которая никак не превратится во что-нибудь путное. теперь я прекратила есть ьи во мне закипела физическая и умственная энергия. я победила голод и наслаждалась пьянящим вакуумом.
Если разобраться, то во мне говорил голод высшего порядка: голод по голоду."

В заключение
"Она была жива и здорова, ее родные тоже. Но все сбережения, которые она, по обычаю предков, хранила дома, пропали.
- Дай мне слово, - умоляла я. - что теперь ты откроешь счет в банке!
- Зачем? Чтобы положить туда мелочь, которая осталась у меня в кармане?
- Ой, Нисиё-сан, как это ужасно!
- Не беда! Главное, я жива."