"Ты видишь свет во мне, но это - есть твой собственный свет!" (с) калугин
Однажды тимы сотворить решили мир. И было равенство у них между собою, была готовность волю каждого учесть и каждого могущество и дар. Решили тимы все договориться – как сотворить такой вот мир, чтоб каждый раскрыл в творении свои стремленья в полноте.
И сотворил Дюма прекрасный сад..., прекрасную планету с дивным садом. Там было тихо, дивно и тепло, совсем светло – и мухи не кусали. И возлежали рядом тимы все, уж очень возлежать там славно было. Цвела Земля. А в роще соловьиной хватало мест для тех, кто от блаженства подустав, хотел грустить под песни, под соловьёв загадочные трели. Дюма сидел под деревом и плакал, и всё же, улыбался, был доволен. И яблоки все брали сколь угодно, у всех пищеваренье было в норме, и много сил, и дивный аппетит.
Вступил в творенье Дон: «Земли мне мало!» И тут же создал Космос безграничный. А там мерцали презагадочные звёзды, и дыры чёрные загадкою терзали, и так забавно пролетали метеоры, собой рождая повод для фантазий. И создал Дон всё то, что непонятно, и создал То, Чаво Не Может Быть. Он пожелал создать себе задачу, на веки вечные чтоб изучать хватило, чтобы была какая-то загадка и в женщине, и в небе, и в траве. И обращаясь, может быть, и к Дюму, хоть предпочёл не знать, к кому, зачем, сказал: «Я подарю тебе звезду! И отведу тебя на край Вселенной! А дальше поведу и через край…»
И тут пришёл разумный Робеспьер. И в этом Космосе навёл порядок, а также заодно и на Земле. И задал он структурные законы, по коим происходит в мире всё. И Хаос он по полочкам расставил, классифицировал небесные тела, дал имена живущим в мире тварям. И сделал разделение труда. И поделил живое на два пола, на два начала, чтоб порядок был. И каждой твари быть велел по паре. Законы размноженья создал он, генетику… и сел под сосны думать. Он думал, как порядок наводить после включения в творенье прочих тимов. И создал соционики структуру и всю её систему отношений. И парам тварей быть дуальными велел.
Вдруг из-за ёлки выскочил Гюго и начал хлопотать по-свойски в мире. И создал юмор, вплёл его в порядок, чтобы забавным был любой закон и поводом собой служил к веселью. И содержал премилые сюрпризы. И сотворил Гюго большую радость, а с нею и великий оптимизм. И доброе, но меткое ехидство, чтоб не давать друг другу задремать – тем рощу соловьёв уравновесив. И сделал так, чтоб физики шутили, а лирики хихикали сквозь плач. И солнцу создал «зайчиков» впридачу, чтоб луч его улыбку вызывал.
Поймал в ладошку «зайку» нежный Есь. Он ласково и грустно улыбнулся. И восхищённо «зайчика» погладил, ему всею душою удивляясь. И создал способ грезить наяву, способность возмечтать и быть мечтою. И рисовать в фантазии миры, которые прекрасны и волшебны, ужасны и чудовищны. И создал сны, в которых чудеса и дивные кошмары. И сделал, чтобы в жизни было чудо, которое увидит, кто желает. И фэнтези он изобрёл как жанр. И всю сентиментальность мелодрамы. И жуть, что до мурашек пробирает. И ласковость, и мягкую тактичность. И яростные слёзы о мечте. Безбрежность и потоковость эмоций, порывы нежности, безмерность для любви. Потом тельняшку на груди порвал, чтоб преданность мечте и страсть мечтанья создать одним-единственным движеньем, потом берёзку обнял, умилённый, – ведь был он счастлив тем, что сотворил. И в сердце продолжал творить мечтою.
Тельняшки треск тут Жукова сподвиг создать ещё безмерные конфликты, и дух соревнования внедрить. И создал он коня, чтоб на коне въезжали победители в ворота, когда сдавался город осаждённый. И создал он коня, чтобы спортсмены занять сумели первые места, взирая гордо на второе с пятым. Он создал право сильного карать и миловать, с нажимом покоренье. И сделал, чтобы дух соревнованья был стимулом прогресса в мире дел и чтобы провоцировал активность, и заставлял собой умы работать. И сотворил амбиции в умах, чтобы их планы сделались глобальны.
Степенно вышел под дубы Максим. И важно посмотрел, что нужно сделать. Разумно всё и аккуратно взвесив, он мудро создал в мире безопасность, чтобы конфликт собой уравновесить. Амбиции коллеги оценив, однако же, придумал и аптечку. И изобрёл, конечно, МЧС. Потом ещё немного он помыслил и создал иерархии закон. Чтоб гордое амбиций устремленье не по скале карабкалось отвесной, а лестницу имело пред собой, почтение блюдя к стоящим выше, а тем, кто ниже, мудро говоря и чётко отдавая указанья, что делать и куда идти по плану. И создал правосудие и суд. А также он придумал равновесье, могучий замечательный закон. А завершив творение своё, стал править Инквизицией Дозорной – той, что во сне прекрасном фэнтезийном случайно создал, замечтавшись, Есь.
Тут Гамлету всё пресным показалось, а также показалось даже пошлым. И он тогда с надрывом создал пафос, чтоб возвышаться над земной юдолью. И сотворил возвышенность искусства, которое превыше сладких сказок и низких мыслей о пищеваренье. Он, лестницу у Макса одолжив, оттуда взял лишь высшую ступень и низшую, а между ними – бездну. Систему создал критики искусства, высокий штиль и низкий разделил. И выдумал трагические роли, великолепье драмы роковой. И создал фатум, страшно беспощадный, и женщин роковых – да и мужчин. И разделил всех пишущих тотчас на гениев – и жалкие подобья. Подобьям создал жалость и презренье, а гениям – трагедию и славу. И памятник (себе) нерукотворный. И помыслы, деяния людские разделил на подвиги и жалкое мещанство. И в жизни место подвигу он дал, а жалкому мещанству – вид на подвиг. Пусть смотрят и стыдятся весь свой век. И гордый и довольный сотвореньем, погладил Гамлет собственный свой череп, безмерно всех сим жестом впечатлив и сделавшись основой для сюжетов – конечно, только самых гениальных.
Бальзак из рук у Гама череп принял (у Гама был в гримёрке запасной), потом помыслил он и создал смерть. Ещё помыслил – и придумал Вечность, которая бессмертие даёт. И сделал смерть подобием покоя, и сделал неподвижность, пустоту, и сотворил он пофиг философский, взирающий на смерть и на покой. И создал он, чтобы ночное небо настраивало тишину мышленья, и чтобы пофиг – вечный, философский, служил опорой, суету гася. Затем стеной поставил отстранённость и изобрёл спасительность отключки, апатии и состоянья шока. Иронию он выдал в помощь чувствам, чтобы мешала им совсем зашкалить. А главное – он дал уму способность, абстрактно отстраняясь от проблемы, решать её для неких высших целей, что Вечностью навеяны седой.
Наполеон как увидал ту Вечность, то захотел своё вписать в ней имя. Не просто чтоб в истории, а Вечно! Чтобы потомки помнили его, и чтобы даже на других планетах. И сотворил корпоративный пир. И люди всех-всех-всех цивилизаций своим весельем чествовали Напа… А он себе стоял в сторонке, скромный, застенчиво корону теребя, и щедро улыбался всем пришедшим, великодушно оплатив им пир. И Жук в гостях напился и подрался, а Нап размяться тоже смог в борьбе. Но впрочем, драка кончилась весельем и бурной залихватской дискотекой в сиянии короны на челе. А Вечность всё стояла под рукою и подавала выпивку и чай и поправляла мантию любезно… И пусть ей тоже будет хорошо, и пусть получит кубок драгоценный, украшенный огромным изумрудом. Для Вечности и славы – разве жаль? Давненько было мира сотворенье, но пир – он продолжается сейчас. И все пиры – Наполеона почерк, его автограф царственный несут. И много креативности содержат, проектов и блистательных затей. И Вечность подаёт бокал вина… хоть и сквозь некий пофиг философский, но всё же, с уваженьем и почётом.
А Драйзеру столь бурное веселье разнузданным каким-то показалось. Вздохнув немного скорбно и сурово, он приступил к труду и создал совесть. Такую, чтобы жгла стыдом безмерным, учила себя правильно вести. И создал муки совести затем. Вздохнув ещё раз, скорбно и сурово, он сотворил высокую мораль. Дуалам тварей он велел венчаться или хотя бы прогуляться в загс. И создал воспитателей усердных. И разграничил он добро и зло, и повелел быть битве между ними, Максиму тем работу увеличив в той самой Инквизиции Дозорной – той, что во сне прекрасном фэнтезийном случайно создал, замечтавшись, Есь. И всем религиям талмуды сочинил. А миру светскому – учебник этикета. И улыбнулся доброю улыбкой, подумав, как прекрасна будет жизнь, коль будет вся по совести этична. И коллектива Драйзер захотел, чтоб было с кем порадоваться вместе такой прекрасной и этичной жизни. И тут же Драйзер создал коллектив, что обществом достоин был назваться. И заведя общественный порядок, со всеми скромно был он заодно, трудясь вовсю на благо коллектива и совесть в его членах пробуждая сквозь слёзы или с доброю улыбкой. «О, с этим даже счастье вне сравненья!» – самоотверженно подумал скромный Драйзер. И мужественно свой продолжил труд.
Тут Джек решил мораль уравновесить и усмотрел удобные лазейки в религиях, законах, этикете. «Одной моралью не достичь успеха!» И предприимчивость добавил в этот мир. Практичность, что умеет чтить законы, и всё же, их любезно миновать, учитывая в общем бизнес-плане. И, тут же получив с творенья прибыль, на радостях он создал приключенье, дерзание отважных моряков, а также экспедицию на полюс. Походников практичность изобрёл, способность выжить в экстренных условьях. И тут, внезапно усмотрев подобье, он параллель провёл меж тем и этим – чтоб видели все люди эту связь между торговлей и походом в горы. Чтобы в обеих сферах ощущали, что практика превыше правил всех, что результат даётся гибкой мыслью, способной путь упорно пролагать и получать большие дивиденды. Придумал он шампанское для тех, кто рисковать посмеет в этой жизни. Ещё придумал белые штаны, чтобы служили символом удачи. И севши на корабль, уплыл скорее в большую, бодрым темпом, кругосветку – чрез 80 дней хотел вернуться на совещание директоров.
Габен тогда поморщился немного от этих дискомфортных приключений. И думать стал, как сделать жизнь удобной. Взирал он на обилие героев, и виделась их жизнь слегка нелепой, как будто в ней чего-то не хватало. Смотрел он на мечтателей чудесных, и тоже видел явно – есть нехватка. И даже Дюм, что возлежать способен, похоже, в его помощи нуждался. И Габ оптимизацию устроил и сделал жизнь для тимов всех комфортной. И изобрёл все лучшие предметы, которые в работе помогают расслабленность поддерживать порою. Заботиться кто будет о героях, на что им сесть, придя с великой битвы? – и тут Габен собрал большие кресла. А кто смешных мечтателей накормит, кто будет потчевать великих всех артистов, уставших от творения созданцев? И сделал всем Габен плиту с духовкой, стиральную машину, холодильник – всё то, что мы совсем не замечаем, но без чего нам было бы так трудно. Не думая о пафосе творенья чего-нибудь великого такого, Габен собрал шкафы, прочнее нету, он сколотил отменнейшие стулья, столы расставил. Стало жить приятно.
Задорно посмотрел на это Гексли – особенно на всякие порядки. И создал секс, какого не бывало, хотя уж были пары, да и браки. И создал он возможность в соционе наладить отношенья с недуалом. И внёс он много нового в общенье, придумав, чтобы смочь влиять не силой, не хитростью и даже не моралью – внимательным раскрытием таланта. Возможности для творческого роста, возможности для творческой учёбы… И чтобы в мире было интересно, чтоб пробуждалось в людях любопытство, была чтоб любознательность и смелость в творении судьбы, в любви, в открытьях. И чтобы каждый сильным становился, проблемы разрешал и был удачлив. И чтобы расцветали в людях знанья, таланты и прекраснейшие чувства.
«Всё это хорошо, – подумал Штирлиц, – но должен быть процесс организован». Профессионализм тогда он создал, и сделал труд конкретно компетентным. А труд немедля создал человека. Конечно, человек-то был и раньше, но через труд был вновь он Штиром создан, поскольку это очень благородно – достичь в труде профессионализма. О человек, о заново рождённый! И вот организации влиянье – и коллектив стал тут же эффективным, и творчество, и лирика, и драма. И создал Штир часы, точнее нету, и сделал расписания и сроки. Хотел совсем не выдумать авралы и прочие дедлайны, но взмолились все лирики, артисты и герои, что подвиг в 7 утра удобней делать. Штир просьбам внял и сделал жёсткий график. Потом он пообедал в перерыве. Вернулся и взглянул на весь порядок. И стал руководить работой общей – конечно, соблюдая расписанье. Чуть погодя он премии придумал, когда купить решил себе машину. И понял он, что это справедливо. И устремился быстрым бодрым шагом в автосалон. Усталый, но довольный.
Смотрел на это тихо Достоевский и молча ждал, когда все натворятся, – поскольку он задумал сделать что-то, что все объединило бы творенья. Хотелось ему мира во Вселенной. И чтоб Любовь повсюду воцарилась. И чтобы каждый был самим собою. Чтоб тимы снова вместе возлежали – в гармонии уже, а не от лени. И чтобы хорошо всем очень было. И счастье всем, и никому обиду. И он тогда придумал человечность, хоть человек давно уже был создан. Всемирное он равенство придумал. И чтоб любовь и творчества свобода давали людям ключ к тому, чтоб в мире быть лишь собой, по личному закону, лишь чтить закон любви душой и сердцем. И чтить свободу прочих всех созданий. Чтобы любовь давала ключ к единству людей, кто мыслит разное о мире. Всех тех, кто обладает разным знаньем и разное творит такое в жизни. И чтоб любовь универсальной силой давала быть собой, объединяясь. Чтобы она свободно проникала во всех религий смутные различья, во всех законов строгих толкованье, во все соционические схемы, во все дерзания и приключенья, а также в разногласия о знаньях. Чтобы всегда всего были превыше – любовь и уникальная свобода. Вот это всё в молчанье Дост замыслил. И знает Дост – творится это долго. И как такое сделать в одиночку? И попросил помочь ему все тимы. И запасясь терпеньем, сам продолжил…
И сотворил Дюма прекрасный сад..., прекрасную планету с дивным садом. Там было тихо, дивно и тепло, совсем светло – и мухи не кусали. И возлежали рядом тимы все, уж очень возлежать там славно было. Цвела Земля. А в роще соловьиной хватало мест для тех, кто от блаженства подустав, хотел грустить под песни, под соловьёв загадочные трели. Дюма сидел под деревом и плакал, и всё же, улыбался, был доволен. И яблоки все брали сколь угодно, у всех пищеваренье было в норме, и много сил, и дивный аппетит.
Вступил в творенье Дон: «Земли мне мало!» И тут же создал Космос безграничный. А там мерцали презагадочные звёзды, и дыры чёрные загадкою терзали, и так забавно пролетали метеоры, собой рождая повод для фантазий. И создал Дон всё то, что непонятно, и создал То, Чаво Не Может Быть. Он пожелал создать себе задачу, на веки вечные чтоб изучать хватило, чтобы была какая-то загадка и в женщине, и в небе, и в траве. И обращаясь, может быть, и к Дюму, хоть предпочёл не знать, к кому, зачем, сказал: «Я подарю тебе звезду! И отведу тебя на край Вселенной! А дальше поведу и через край…»
И тут пришёл разумный Робеспьер. И в этом Космосе навёл порядок, а также заодно и на Земле. И задал он структурные законы, по коим происходит в мире всё. И Хаос он по полочкам расставил, классифицировал небесные тела, дал имена живущим в мире тварям. И сделал разделение труда. И поделил живое на два пола, на два начала, чтоб порядок был. И каждой твари быть велел по паре. Законы размноженья создал он, генетику… и сел под сосны думать. Он думал, как порядок наводить после включения в творенье прочих тимов. И создал соционики структуру и всю её систему отношений. И парам тварей быть дуальными велел.
Вдруг из-за ёлки выскочил Гюго и начал хлопотать по-свойски в мире. И создал юмор, вплёл его в порядок, чтобы забавным был любой закон и поводом собой служил к веселью. И содержал премилые сюрпризы. И сотворил Гюго большую радость, а с нею и великий оптимизм. И доброе, но меткое ехидство, чтоб не давать друг другу задремать – тем рощу соловьёв уравновесив. И сделал так, чтоб физики шутили, а лирики хихикали сквозь плач. И солнцу создал «зайчиков» впридачу, чтоб луч его улыбку вызывал.
Поймал в ладошку «зайку» нежный Есь. Он ласково и грустно улыбнулся. И восхищённо «зайчика» погладил, ему всею душою удивляясь. И создал способ грезить наяву, способность возмечтать и быть мечтою. И рисовать в фантазии миры, которые прекрасны и волшебны, ужасны и чудовищны. И создал сны, в которых чудеса и дивные кошмары. И сделал, чтобы в жизни было чудо, которое увидит, кто желает. И фэнтези он изобрёл как жанр. И всю сентиментальность мелодрамы. И жуть, что до мурашек пробирает. И ласковость, и мягкую тактичность. И яростные слёзы о мечте. Безбрежность и потоковость эмоций, порывы нежности, безмерность для любви. Потом тельняшку на груди порвал, чтоб преданность мечте и страсть мечтанья создать одним-единственным движеньем, потом берёзку обнял, умилённый, – ведь был он счастлив тем, что сотворил. И в сердце продолжал творить мечтою.
Тельняшки треск тут Жукова сподвиг создать ещё безмерные конфликты, и дух соревнования внедрить. И создал он коня, чтоб на коне въезжали победители в ворота, когда сдавался город осаждённый. И создал он коня, чтобы спортсмены занять сумели первые места, взирая гордо на второе с пятым. Он создал право сильного карать и миловать, с нажимом покоренье. И сделал, чтобы дух соревнованья был стимулом прогресса в мире дел и чтобы провоцировал активность, и заставлял собой умы работать. И сотворил амбиции в умах, чтобы их планы сделались глобальны.
Степенно вышел под дубы Максим. И важно посмотрел, что нужно сделать. Разумно всё и аккуратно взвесив, он мудро создал в мире безопасность, чтобы конфликт собой уравновесить. Амбиции коллеги оценив, однако же, придумал и аптечку. И изобрёл, конечно, МЧС. Потом ещё немного он помыслил и создал иерархии закон. Чтоб гордое амбиций устремленье не по скале карабкалось отвесной, а лестницу имело пред собой, почтение блюдя к стоящим выше, а тем, кто ниже, мудро говоря и чётко отдавая указанья, что делать и куда идти по плану. И создал правосудие и суд. А также он придумал равновесье, могучий замечательный закон. А завершив творение своё, стал править Инквизицией Дозорной – той, что во сне прекрасном фэнтезийном случайно создал, замечтавшись, Есь.
Тут Гамлету всё пресным показалось, а также показалось даже пошлым. И он тогда с надрывом создал пафос, чтоб возвышаться над земной юдолью. И сотворил возвышенность искусства, которое превыше сладких сказок и низких мыслей о пищеваренье. Он, лестницу у Макса одолжив, оттуда взял лишь высшую ступень и низшую, а между ними – бездну. Систему создал критики искусства, высокий штиль и низкий разделил. И выдумал трагические роли, великолепье драмы роковой. И создал фатум, страшно беспощадный, и женщин роковых – да и мужчин. И разделил всех пишущих тотчас на гениев – и жалкие подобья. Подобьям создал жалость и презренье, а гениям – трагедию и славу. И памятник (себе) нерукотворный. И помыслы, деяния людские разделил на подвиги и жалкое мещанство. И в жизни место подвигу он дал, а жалкому мещанству – вид на подвиг. Пусть смотрят и стыдятся весь свой век. И гордый и довольный сотвореньем, погладил Гамлет собственный свой череп, безмерно всех сим жестом впечатлив и сделавшись основой для сюжетов – конечно, только самых гениальных.
Бальзак из рук у Гама череп принял (у Гама был в гримёрке запасной), потом помыслил он и создал смерть. Ещё помыслил – и придумал Вечность, которая бессмертие даёт. И сделал смерть подобием покоя, и сделал неподвижность, пустоту, и сотворил он пофиг философский, взирающий на смерть и на покой. И создал он, чтобы ночное небо настраивало тишину мышленья, и чтобы пофиг – вечный, философский, служил опорой, суету гася. Затем стеной поставил отстранённость и изобрёл спасительность отключки, апатии и состоянья шока. Иронию он выдал в помощь чувствам, чтобы мешала им совсем зашкалить. А главное – он дал уму способность, абстрактно отстраняясь от проблемы, решать её для неких высших целей, что Вечностью навеяны седой.
Наполеон как увидал ту Вечность, то захотел своё вписать в ней имя. Не просто чтоб в истории, а Вечно! Чтобы потомки помнили его, и чтобы даже на других планетах. И сотворил корпоративный пир. И люди всех-всех-всех цивилизаций своим весельем чествовали Напа… А он себе стоял в сторонке, скромный, застенчиво корону теребя, и щедро улыбался всем пришедшим, великодушно оплатив им пир. И Жук в гостях напился и подрался, а Нап размяться тоже смог в борьбе. Но впрочем, драка кончилась весельем и бурной залихватской дискотекой в сиянии короны на челе. А Вечность всё стояла под рукою и подавала выпивку и чай и поправляла мантию любезно… И пусть ей тоже будет хорошо, и пусть получит кубок драгоценный, украшенный огромным изумрудом. Для Вечности и славы – разве жаль? Давненько было мира сотворенье, но пир – он продолжается сейчас. И все пиры – Наполеона почерк, его автограф царственный несут. И много креативности содержат, проектов и блистательных затей. И Вечность подаёт бокал вина… хоть и сквозь некий пофиг философский, но всё же, с уваженьем и почётом.
А Драйзеру столь бурное веселье разнузданным каким-то показалось. Вздохнув немного скорбно и сурово, он приступил к труду и создал совесть. Такую, чтобы жгла стыдом безмерным, учила себя правильно вести. И создал муки совести затем. Вздохнув ещё раз, скорбно и сурово, он сотворил высокую мораль. Дуалам тварей он велел венчаться или хотя бы прогуляться в загс. И создал воспитателей усердных. И разграничил он добро и зло, и повелел быть битве между ними, Максиму тем работу увеличив в той самой Инквизиции Дозорной – той, что во сне прекрасном фэнтезийном случайно создал, замечтавшись, Есь. И всем религиям талмуды сочинил. А миру светскому – учебник этикета. И улыбнулся доброю улыбкой, подумав, как прекрасна будет жизнь, коль будет вся по совести этична. И коллектива Драйзер захотел, чтоб было с кем порадоваться вместе такой прекрасной и этичной жизни. И тут же Драйзер создал коллектив, что обществом достоин был назваться. И заведя общественный порядок, со всеми скромно был он заодно, трудясь вовсю на благо коллектива и совесть в его членах пробуждая сквозь слёзы или с доброю улыбкой. «О, с этим даже счастье вне сравненья!» – самоотверженно подумал скромный Драйзер. И мужественно свой продолжил труд.
Тут Джек решил мораль уравновесить и усмотрел удобные лазейки в религиях, законах, этикете. «Одной моралью не достичь успеха!» И предприимчивость добавил в этот мир. Практичность, что умеет чтить законы, и всё же, их любезно миновать, учитывая в общем бизнес-плане. И, тут же получив с творенья прибыль, на радостях он создал приключенье, дерзание отважных моряков, а также экспедицию на полюс. Походников практичность изобрёл, способность выжить в экстренных условьях. И тут, внезапно усмотрев подобье, он параллель провёл меж тем и этим – чтоб видели все люди эту связь между торговлей и походом в горы. Чтобы в обеих сферах ощущали, что практика превыше правил всех, что результат даётся гибкой мыслью, способной путь упорно пролагать и получать большие дивиденды. Придумал он шампанское для тех, кто рисковать посмеет в этой жизни. Ещё придумал белые штаны, чтобы служили символом удачи. И севши на корабль, уплыл скорее в большую, бодрым темпом, кругосветку – чрез 80 дней хотел вернуться на совещание директоров.
Габен тогда поморщился немного от этих дискомфортных приключений. И думать стал, как сделать жизнь удобной. Взирал он на обилие героев, и виделась их жизнь слегка нелепой, как будто в ней чего-то не хватало. Смотрел он на мечтателей чудесных, и тоже видел явно – есть нехватка. И даже Дюм, что возлежать способен, похоже, в его помощи нуждался. И Габ оптимизацию устроил и сделал жизнь для тимов всех комфортной. И изобрёл все лучшие предметы, которые в работе помогают расслабленность поддерживать порою. Заботиться кто будет о героях, на что им сесть, придя с великой битвы? – и тут Габен собрал большие кресла. А кто смешных мечтателей накормит, кто будет потчевать великих всех артистов, уставших от творения созданцев? И сделал всем Габен плиту с духовкой, стиральную машину, холодильник – всё то, что мы совсем не замечаем, но без чего нам было бы так трудно. Не думая о пафосе творенья чего-нибудь великого такого, Габен собрал шкафы, прочнее нету, он сколотил отменнейшие стулья, столы расставил. Стало жить приятно.
Задорно посмотрел на это Гексли – особенно на всякие порядки. И создал секс, какого не бывало, хотя уж были пары, да и браки. И создал он возможность в соционе наладить отношенья с недуалом. И внёс он много нового в общенье, придумав, чтобы смочь влиять не силой, не хитростью и даже не моралью – внимательным раскрытием таланта. Возможности для творческого роста, возможности для творческой учёбы… И чтобы в мире было интересно, чтоб пробуждалось в людях любопытство, была чтоб любознательность и смелость в творении судьбы, в любви, в открытьях. И чтобы каждый сильным становился, проблемы разрешал и был удачлив. И чтобы расцветали в людях знанья, таланты и прекраснейшие чувства.
«Всё это хорошо, – подумал Штирлиц, – но должен быть процесс организован». Профессионализм тогда он создал, и сделал труд конкретно компетентным. А труд немедля создал человека. Конечно, человек-то был и раньше, но через труд был вновь он Штиром создан, поскольку это очень благородно – достичь в труде профессионализма. О человек, о заново рождённый! И вот организации влиянье – и коллектив стал тут же эффективным, и творчество, и лирика, и драма. И создал Штир часы, точнее нету, и сделал расписания и сроки. Хотел совсем не выдумать авралы и прочие дедлайны, но взмолились все лирики, артисты и герои, что подвиг в 7 утра удобней делать. Штир просьбам внял и сделал жёсткий график. Потом он пообедал в перерыве. Вернулся и взглянул на весь порядок. И стал руководить работой общей – конечно, соблюдая расписанье. Чуть погодя он премии придумал, когда купить решил себе машину. И понял он, что это справедливо. И устремился быстрым бодрым шагом в автосалон. Усталый, но довольный.
Смотрел на это тихо Достоевский и молча ждал, когда все натворятся, – поскольку он задумал сделать что-то, что все объединило бы творенья. Хотелось ему мира во Вселенной. И чтоб Любовь повсюду воцарилась. И чтобы каждый был самим собою. Чтоб тимы снова вместе возлежали – в гармонии уже, а не от лени. И чтобы хорошо всем очень было. И счастье всем, и никому обиду. И он тогда придумал человечность, хоть человек давно уже был создан. Всемирное он равенство придумал. И чтоб любовь и творчества свобода давали людям ключ к тому, чтоб в мире быть лишь собой, по личному закону, лишь чтить закон любви душой и сердцем. И чтить свободу прочих всех созданий. Чтобы любовь давала ключ к единству людей, кто мыслит разное о мире. Всех тех, кто обладает разным знаньем и разное творит такое в жизни. И чтоб любовь универсальной силой давала быть собой, объединяясь. Чтобы она свободно проникала во всех религий смутные различья, во всех законов строгих толкованье, во все соционические схемы, во все дерзания и приключенья, а также в разногласия о знаньях. Чтобы всегда всего были превыше – любовь и уникальная свобода. Вот это всё в молчанье Дост замыслил. И знает Дост – творится это долго. И как такое сделать в одиночку? И попросил помочь ему все тимы. И запасясь терпеньем, сам продолжил…
@темы: вилозовия, ЖЗбЛядей, «что-то еще во мне, чего я пока не постигла», люди, НКБ, Я - ujkjdrf, трагический ахуй